Станислав Щотка: нас интересует дорога, которой конкурсант пришел к тому или другому результату
Вокруг конкурса в Верховный Суд разгорелся скандал. По словам Общественного совета добропорядочности, проведение конкурса поставлено под угрозу в связи с тем, что практические задания (которые кандидаты выполняли 21 февраля) основаны на реальных событиях, а отдельные конкурсанты принимали непосредственное участие в решении дел, которые легли в основу модельных задач. Вчера вечером Высшая квалификационная комиссия судей Украины выступила с официальным заявлением, а сегодня мы встретились с секретарем квалификационной палаты ВККСУ Станиславом Щоткой для выяснения деталей.
— Станислав Алексеевич, что вообще вчера произошло? Как эту ситуацию оценивает ВККСУ?
— Вчера нам стало известно, что наши коллеги и союзники из Общественного совета добропорядочности обеспокоились определенным аспектом выполнения практического задания. Их насторожило и обеспокоило то, что к одной из работ определенным образом были причастны некоторые конкурсанты, даже назывались конкретные фамилии работающих судей Верховного Суда Украины. По мнению коллег из Общественного совета добропорядочности, это обстоятельство «могло предоставить преимущество» определенным кандидатам и нести определенную угрозу для проведения конкурса в целом. Эта новость появилась у них на сайте, затем ее распространили СМИ, но каждый ресурс добавлял что-то свое: говорили и о «дискриминации судей», и об «угрозах», и даже о «мошенничестве». По моему мнению, здесь сработал эффект ажиотажа.
— То есть процесс поставлен под угрозу?
— Нет. Никоим образом. Ни методологической, ни правовой проблемы я не вижу. Вчера на встрече с коллегами я свою позицию уже озвучил. Да, действительно разработчики модельных задач ориентировались на конкретные дела из реальной жизни, по которым судебными инстанциями принимались решения. Это во-первых. Во-вторых, работа над заданиями началась еще тогда, когда новая редакция Закона Украины «О судоустройстве и статусе судей» была проголосована — задолго до того, как стал известен состав участников конкурса. Поймите, такая работа за один день не делается. И я уже не говорю о том, что такая работа делается впервые. Нужно было собрать экспертов, представить формат практического задания, поставить техническое задание, нужно было «вытянуть» из архивов копии документов. Материалы дел были зашифрованы (изменены названия судов, адреса, фамилии сторон, наименования организаций и т.д.). Шифрование в этом процессе не самоцель, это сделано во избежание соблазна использования кандидатами готового судебного решения из реестра. Полностью зашифровать судебное решение практически невозможно: по ключевым фразам можно найти перечень решений, затем найти то, которое попалось на экзамене. Что, собственно, и произошло.
Генерацией модельных задач занималась целая «творческая лаборатория», куда вошли как национальные эксперты-тестологи, так и международные — из Проекта ЕС «Поддержка реформ в сфере юстиции на Украине». Перед разработчиками не ставилась задача подготовить уникальные по правовой нагрузке и правоотношениям задания. Задача состояла в другом — найти интересные, определенной сложности дела, не оторванные от реальности. Именно поэтому в нашей «копилке заданий» нашлись правоотношения, известные десятку или сотне судей, сталкивающихся с такими правоотношениями в своем регионе. К примеру, в хозяйственной юрисдикции в числе вариантов были задания по банкротству. Если бы компьютер выбрал дело по банкротству, а в экзаменационном зале, вполне очевидно, нашлись бы адвокаты, ученые и судьи, специализирующиеся на этих вопросах, они тоже бы имели «очевидное преимущество»?
— Сколько вариантов модельных задач было разработано для одной юрисдикции?
— По десять разных вариантов. Скажем, в хозяйственной юрисдикции, кроме споров, возникающих из корпоративных правоотношений (именно такое дело попалось конкурсантам), были дела, касающиеся договорных правоотношений, права собственности, восстановления платежеспособности должника, векселей. У нас есть программа экзамена, у нас есть таксономия — мы знаем, какие категории «самые популярные» в судах кассационных инстанций, и исходили из этого.
— Рассматривалась ли идея придумать модельное задание «с нуля»?
— Такая идея не исключалась, варианты были разные. Но, нужно иметь представление об организационных моментах такой работы. Разве это проще? Чтобы эксперт «с нуля» придумал ситуацию, потом под этот «нуль» написал исковое заявление, возражение, принял решение как суд первой инстанции, потом составил апелляционную жалобу, решил ее судьбу как суд апелляционной инстанции и так далее… Эксперт — это не судья, эксперту пришлось бы на свое усмотрение решить правовую ситуацию и предложить ее на откуп конкурсантам. Тогда, предполагаю, нас бы обвиняли в том, что эксперт придумал ситуацию, с которой не согласны юристы-практики, судьи. Как угадать?
— Никак…
— В том-то и дело. Конечно, было бы хорошо, если бы у нас имелась большая методологическая база и возможности. Но времени было мало. В результате обсуждения с экспертами мы пришли к мнению, что разработка заданий, не основанных на существующей практике, — это неверный подход. Но почему даже это не является определяющим фактором в нашей истории? Согласно Порядку проведения экзамена и методике установления его результатов в процедуре квалификационного оценивания, модельное судебное дело — это совокупность документов с достаточными данными и информацией, на основании которых участник экзамена должен подготовить модельное решение суда. Практическое задание выявляет умения и навыки проведения судебных заседаний и принятия судебных решений, в частности: умение систематизировать и обобщать информацию, умение четко и понятно формулировать и излагать правовую позицию (правовое заключение) в судебном решении, умение составлять логические, четкие и обоснованные решения, умение логически и последовательно обосновывать в судебном решении мотивы принятия или отклонения доводов участников судебного производства, соблюдение процессуального закона во время рассмотрения дела, другие умения и навыки судьи. Это перечень тех ожиданий, которые мы будем выявлять — то, что конкурсант нам должен показать. Мы же не поставили задачи: вот вам модельное дело, а вы получите самый высший балл, угадав правильное решение. Да, если лицо имело отношение к похожему или даже к тому же делу и помнит все нюансы — конечно, ему будет легче назвать правильный результат. Но нас интересует не правильный результат. Нас интересует дорога, которой конкурсант пришел к тому или другому выводу.
К слову, экспертная группа разработала рекомендации по оценке каждого модельного дела для того, чтобы членам ВККС методологически легче было оценивать работы.
— Имели ли лица, о которых идет речь, преимущество? Если да, то какое?
— По моему мнению, концептуальных преимуществ не было. Во-первых, судьи Верховного Суда Украины совсем под другим углом анализируют дела: с точки зрения нынешнего функционала ВСУ — это рассмотрение дела в пределах заявления, в котором говорится о неодинаковом применении судами одной и той же нормы закона в похожих правоотношениях. ВСУ должен сказать, кто прав в этих двух разных практиках. Что делает суд кассационной инстанции? Я не знаю, что напишут в новых процессуальных кодексах, но действующие говорят следующее: кассационный суд рассматривает кассационную жалобу и проверяет решения на предмет законности, правильности применения норм материального и процессуального права. Это его функция. Я работал и судьей кассационной инстанции, и Верховном Суде Украины, я знаю, о чем говорю.
Дайте мне дело, и я напишу вам решение. Дайте мне это же дело через год или даже через три месяца, будет вынесено другое решение. Концепт я сохраню (правовое заключение или правовую позицию), но содержание решения может быть (и, скорее всего, будет) другим.
— Конкурсанты жаловались на дефицит времени при выполнении практического задания…
— Да, я это тоже слышал. Объясню, почему именно пять часов. Мы обсуждали с тестологами возможность предоставления кандидатам для написания задания до восьми часов. Как судья, я знаю, что бывают моменты, когда решение «не идет». Но тестологи настаивали на том, что выполнение письменной работа больше пяти часов — неверный подход с точки зрения физиологии человека и может расцениваться как принуждение к работе. Их логика в следующем: в таких условиях людей нельзя испытывать больше пяти часов. Мы учли их категорические рекомендации.
— Что у вас произошло с Общественным советом добропорядочности?
— «Кто хочет — ищет возможность, кто не хочет — тот ищет причину» — мне очень нравится это высказывание. Если кто-то хочет выяснить ситуацию, то можно связаться, обсудить проблему… Один из моих коллег предлагал членам Общественного совета добропорядочности: если есть проблема, давайте спешить не будем, в течение нескольких часов вы получите нашу позицию, если она покажется вам нелогичной — делайте заявления, высказывайте свое мнение. Конкурс в ВС — процесс серьезный, и мы знаем, кому он может не нравится. Я всегда готов общаться с внешним миром: с вашими коллегами из СМИ и тем более с коллегами-юристами, общественными активистами. Услышать друг друга не означает, что нужно отдаться мнению своего собеседника. Если тебя не переубедили здравые аргументы, оставайся при своем мнении.
Во время практической части экзамена ваши коллеги — телевизионщики интересовались у меня, что было самым сложным в процессе конкурса. Тогда я ответил, что сложность заключается в представлении модели и логистическом определении деталей конкурса. На каждом этапе (подача документов, анонимное тестирование, практическое задание) — кропотливая и непростая работа: нужно обработать огромный массив документов, уберечь от утечки информации, предотвратить в конце концов «зраду». Тогда мне казалось, что это самое сложное. Но теперь я думаю, что самое сложное — тотальное недоверие и даже подозрение. Я понимаю, что это объективный фактор, у людей есть право не доверять чиновникам. Но это нужно пережить, побороть хорошей работой и взвешенными, профессиональными решениями. Об этом мы с коллегами говорим каждый день.
Юридическая практика. – 24.02.2017
